В декабре 1918 было совершено ограбление ростовского банка, о котором писали все газеты страны. Эта выдающаяся кража была в стиле позапрошлого столетия, когда вера в прогресс была безграничной, а преступления совершались и раскрывались с изяществом и вкусом.
Два года Гражданской войны (1918-1919) Ростов-на-Дону провел относительно спокойно на фоне остальной России. Город пережил 74 кровавых дня советской власти в начале 1918 года, когда город был взят карательным корпусом красного командира Сиверса.
Зажиточных граждан, врачей, ученых, и даже детей в форме гимназистов красноармейцы расстреливали прямо на улицах. Ушли из Ростова в «ледяной поход» на юг офицерские части под командованием генерала Корнилова.
Взамен в город вошли германские войска: согласно Брест-Литовскому мирному договору, который от имени России подписало правительство большевиков, Ростов попал в оккупационную зону. Свою независимую ни от кого Донскую республику объявил казачий генерал Краснов.
Власть в городе принадлежала триумвирату в лице немецкого коменданта Ростова и Нахичевани полковника фон Фрома, начальника военного гарнизона полковника Фетисова и градоначальника полковника Грекова. Немалым влиянием пользовалось и большевистское подполье под руководством рабочего Егора Мурлычева, слесаря Андрея Васильева-Шмидта и типографского наборщика Абрама Муравича. Кроме них существовала еще одна реальная сила: преступный мир воровского Ростова-папы.
И хотя со властью творилась неразбериха, Ростов жил относительно спокойно. Поэтому сюда из обеих столиц, напуганные красным террором, бежали дворяне и буржуазия, рассчитывая пересидеть на юге России гражданскую смуту. Ростов на короткое время зажил столичной жизнью. Ни разу за свою историю он не переживал такого наплыва богачей и знаменитостей.
Покидая свои дома, эти обеспеченные люди прихватили самое ценное — золото и драгоценности. Но где хранить их в незнакомом городе, да еще с прочной воровской репутацией? Самым надежным хранилищем тогда располагало Первое Ростовское общество взаимного кредита.
Еще в 1898 году французская фирма «Фише» и немецкая «Арнгейм» по заказу ростовских банкиров соорудили панцирную коробку из особой стали, размером с большую комнату. Она была установлена в подвале дома по Николаевскому переулку, 32 (ныне переулок Семашко).
Эта коробка была замурована со всех сторон бетонированной стенкой метровой толщины. Запиралась она массивной, большой толщины дверью с 12 замыкающими штырями и поворотным штурвальным колесом. В этой комнате было размещено более 1 500 касс для хранения ценностей. Кассы были французского производства, каждая из запиралась на два замка. Один ключ был у владельца содержимого кассы, а другой — у кассира банка. Замки открывались только одновременно, если вставлены оба ключа.
Считалось, что это хранилище неуязвимо для воров, так как пол, стены и потолки были сделаны из специальной стали, толщиной до полутора сантиметров. Эту броню не брало никакое сверло. У двери комнаты круглосуточно дежурила вооруженная охрана. А наверху располагался банк, со штатом сотрудников 45 человек, и тоже с охраной.
Несмотря на войну и гражданскую смуту, работы банку хватало. Коммерческая жизнь на юге России била ключом. Война только увеличила оборот «черной» биржи, где производилась купля-продажа иностранной валюты, царских червонцев, золота, драгоценных камней. Именно в этих бронированных кассах хранили свои ценности большинство богатых ростовчан того времени, и те, кто бежал в Ростов от большевиков.
Рождество 1918 года белогвардейский Ростов отмечал с особой надеждой на счастливое завтра. Казалось, близок конец тревогам, страхам и лишениям, ведь добровольческие отряды прочно объединились под руководством генерала Деникина. Праздник выдался восхитительный: с мягким морозцем и пушистым снегом, с пирогами, блинами и военным парадом по Большой Садовой, который принимал полковник Фетисов.
После трех дней отдыха банковские служащие как обычно рано утром явились на работу. Начались операционные дела. Сразу же потребовались наличные. Кассир спустился за ними в подвал. Вставил ключи в замки, налег на массивный штурвал, но он не поворачивался. Все усилия открыть дверь ни к чему не привели. В ход пошли различные уловки и приемы, вплоть до ударов бревном, но безрезультатно.
Все денежные операции были приостановлены. Немедленно прибыло правление банка: председатель А.М. Штром, его заместитель В.А. Павлов и член правления Л.М. Лосев. О случившемся сразу уведомили полицию, сыск, жандармерию. У входа в банк стали собираться любопытные. На дверях уже стояла полиция.
Техник-строитель банка Л.М. Федоров попросил дать ему план устройства стальной комнаты. Он предложил пробить проем, чтобы проникнуть вовнутрь. Отверстие сквозь бетон к панцирной рубашке пробивали шесть человек зубилами, долотами, шлямбурами, молотками.
Потом газовой горелкой резали стальную оболочку комнаты. Это продолжалось весь день. К 23 часам образовалось отверстие, достаточное, чтобы сквозь него пролез человек небольшого роста. Председатель вызвал 15-летнего банковского ученика Петю. Ему дали электрический фонарь и попросили пролезть внутрь стальной комнаты.
Дом по Николаевскому переулку, 32 в наши дни.
Петя пролез в отверстие наполовину, и вдруг на него повеяло ветерком. Он услышал, как в темноте шелестят бумаги. Откуда мог быть ветер в комнате, которая не имела ни окон, ни даже малейшего отверстия, куда бы могло пролезть хоть насекомое? Подросток, испугавшись не на шутку, вылез назад, дрожа и осеняя себя крестом.
Тогда фонарь взял механик Чекин, взрослый человек щуплой комплекции. Он поначалу смело полез вовнутрь, светя впереди себя, но вдруг тоже попятился назад, крича, что в комнате установлены адские машины.
Присутствовавшие при этом старший следователь 4-го участка городского суда А. Стадников, судебный следователь по важнейшим делам при Новочеркасской судебной палате В. Мова, прокурор окружного суда Г. Юргенс, представитель городского суда С. Виниченко, начальник городской полиции Я. Блажков, сыщик Бжов — все испуганно подались назад, к выходу, опасаясь за свою жизнь.
В совершенно безвыходной ситуации техник-строитель банка Федоров решительно предложил свои услуги правлению. Он заявил, что пролезет внутрь при условии, что в случае его гибели банк будет выплачивать пожизненную пенсию его семье. Правление банка тут же дало такую гарантию.
Дом по Николаевскому переулку, 32 (другой ракурс).
Смельчак, раздевшись до нательного белья, с трудом пробрался вовнутрь стальной комнаты. Что же увидел он в луче своего фонаря? Кассы внутри стальной комнаты были взломаны. Посреди хранилища виднелся большой лаз, ведущий под пол. Повсюду валялись иностранная валюта, золотые монеты и изделия.
Предметы, которые механик Чекин принял за адские машины, оказались баллонами с манометрами и резаками — инструментом для взлома касс, брошенными ворами на месте преступления. Через отверстие Федоров крикнул, что банк ограблен, на что заместитель председателя правления В.А. Павлов воскликнул: «Этого не может быть!»
Осмотрев входную дверь, Федоров обнаружил, что она завалена землей. Сквозь отверстие ему подали лопату. Раскидав землю, он увидел, что механизм двери заблокирован стальным клином. Когда Федоров вытащил клин, заработал поворотный штурвал и дверь широко распахнулась.
С первого взгляда должностные лица убедились, что совершено дерзкое, умело подготовленное преступление. Полиция немедленно оцепила ближайшие кварталы.
Ростов
Федоров, Блажков, Стадников и Мова, вооруженные револьверами и с фонарями в руках, спустились в таинственный лаз, который зиял посредине стальной комнаты. То, что они обнаружили, было потрясающе: под землей шел длинный тоннель, шириной в метр и высотой в полтора, потолок и стены были укреплены опорами. Тоннель был оборудован светом: в лучах фонарей виднелись электрические провода и лампочки.
Тоннель вывел их в подвал дома, находящегося на противоположной стороне Николаевского переулка. Там валялся строительный мусор, инструменты, стояли столы-стояки. В подвале группа обнаружила три мешка, набитых золотой оправой без драгоценных камней. На столах и на полу валялись мелкие камни, не представляющие очень большой ценности. Подвал снаружи был заперт на замок. Преступники уже более суток как скрылись.
Сыщикам удалось установить, что подвал, из которого велся подкоп, был взят в аренду двумя молодыми людьми весьма приличного вида для устройства в нем пекарни. Первоначально они хотели снять подвал большого аптекарского магазина господина Шарфа, который расположен прямо напротив банка, но сделка не состоялась, так как тот подвал был занят под склад.
Тогда молодые люди арендовали смежный подвал, тоже довольно большой, у другого владельца. В этом подвале велось «строительство» бутафорной печи для «пекарни». Завозился лес, кирпич. Часть извлеченной земли была вывезена на телегах, а остальная утрамбовывалась на полу подвала и поверх нее укладывали деревянный настил.
Тоннель имел длину 35 метров. Наискось, под переулком Николаевским, ход прошел под фундаментом к центру стальной комнаты. Бетон, окружающий комнату, был разрезан до панцирной рубашки особым аппаратом. Затем автогеном воры стали разрезали стальной пол хранилища.
Вместе с полом они вырезали и нижний кусок кассы, принадлежащей фабриканту бильярдных столов Гоцу. В кассе хранились бильярдные шары из слоновой кости, которые целым потоком хлынули вниз в тоннель, прямо на головы воров. Но проем внутрь стальной комнаты был сделан.
Схема подземного тоннеля, опубликованная в газете «Приазовский край», 1919 год.
Фирменная утолщенная пластинка двери над поворотным штурвалом была снята и внутрь вставлен стальной клин, чтобы штурвал не мог вращаться и дверь невозможно было открыть снаружи. Для звуконепроницаемости двери хранилища еще заложили рогожами и засыпали метровым слоем глины.
Только после этого воры приступили к взлому касс. Изделия французской фирмы «Фише» не составили для них никаких проблем. Касс было вскрыто около тысячи. Надо думать, что вскрывать остальные для воров не имело смысла: они просто не смогли бы унести все сокровища, хранившиеся в кассах.
Все ювелирные изделия злоумышленники охапками переносилис в подвал «пекарни», где камни отделяли от оправы и складывали в чемоданчики, а серебряные, золотые и платиновые оправы, как ненужный шлак бросали в мешки. Эти три мешка были впоследствии обнаружены в подвале представителями полиции.
Золотые монеты царской чеканки в 5-10 рублей, иностранная бумажная валюта (доллары, фунты, франки и марки) тоже валялись на полу. «Бумажками» воры просто не интересовались.
Подземный ход, вырытый ворами, существует до сих пор.
В одной из касс полиция обнаружила замасленный жилет, принадлежавший некоему Файвушовичу. В подкладке жилета было зашито много бриллиантов. Естественно, это не стало секретом для воров. Владелец жилета, увидев, что подкладка сорвана, а бриллианты исчезли, рвал волосы на голове, страшно ругался.
Захватив чемоданчики с драгоценностями, оставив три мешка с золотой оправой, золотые монеты, валюту и свои инструменты на память банку, воры отбыли в неизвестном направлении. Вот что вспоминал старейший ростовчанин Георгий Дмитриевич Чеботарев:
Когда произошла кража, я был еще мал. Но хорошо помню те события. Слух о происшествии мгновенно распространился по Ростову. Когда мы с отцом пошли поглядеть на место преступления, Николаевский переулок был полон люда. Вокруг банка стояло оцепление полиции. Возле входа собралась большая группа владельцев похищенных драгоценностей. Мужчины громко негодовали, рвали на себе волосы, даже плакали. Женщины вообще бились в истерике.
По следу воров пустили собаку-ищейку. Покружившись, она остановилась у края тротуара. Воры здесь, наверное, сели на извозчика.
В то время бронированную комнату называли «ростовским сейфом». «Ограбление ростовского сейфа» — так называлась брошюра, выпущенная в Ростове в 1919 году. В одной из газет была опубликована карикатура на злобу дня: громила ломом вскрывает металлический шкаф, пугливо озираясь на входную дверь. Рядом с ним лежит газовая аппаратура.
В народе ходили слухи о том, что видели внутри ограбленного сейфа. В стальной комнате нашли водку, вино, колбасы. Воры «работали» там два дня, и расположились с удобствами. Нашли также и много обгорелых крупных денежных купюр. Сначала не поняли, что это такое, а потом догадались — это так воры «шиковали». Прикуривали не от спички, а обязательно от крупной купюры — из-за своего воровского форсу.
Как только прошел первый шок, связанный с потерей огромных ценностей, за дело взялись сыщики, и конечно же, неугомонные ростовские журналисты, на все лады раздувавшие эту сенсацию.
Необходимо заметить, что сыск был уже не тот, что в царские времена: за время двух революций полицию несколько раз расформировывали, многие дельные сотрудники ушли воевать (за красных или за белых), многие были расстреляны карательным корпусом красного командира Сиверса, вошедшим в Ростов в начале 1918-го года, как «прислужники самодержавия». Но из оставшихся сыщиков лучшие силы были брошены на раскрытие этого преступления. Свои версии выдвигали также и журналисты.
Подземный подкоп
Отверстие в углу шурфа — полуобвалившийся подземный подкоп 1918 года
Самое первое, хотя и бездоказательное обвинение пало на подпольные большевистские организации. Дескать, товарищи экспроприировали ценности буржуазии в интересах революции. Тем более что им такое было не впервой. Товарищ Сталин был еще тем эскспроприатором. Обвинение это было чисто декларативным и носило политическую подоплеку.
Во-первых, все признаки указывают на то, что преступление совершено профессиональными ворами. А настоящий вор не станет иметь серьезных дел с «фраерами», тем паче из рабочей среды. Это противоречит воровскому кодексу.
Разумеется, ростовские большевики-подпольщики с удовольствием запустили бы руку в содержимое «ростовского сейфа», но столь длительная и тщательная подготовка к преступлению никогда не была отличительной чертой революционных боевиков-экспроприаторов. Они предпочитали изымать ценности при их перевозке. Кстати, именно такой «деятельности» была посвящена молодость Иосифа Джугашвили-Сталина.
Во-вторых, если бы действительно большевикам удалось бы провернуть столь серьезное дело, оно обязательно было бы запечатлено в мемуарах или в документах, которые старательно собирали, писали, изучали по линии Истпарта.
Подвал
Нынче в подвале ничто не напоминает о бронированной комнате
В-третьих, большевистскому подполью в начале декабря 1918 года (меньше, чем за месяц до кражи), был нанесен тяжелый удар. Была разгромлена подпольная типография, арестован один из руководителей ростовских большевиков Егор Мурлычев. У большевиков на Рождество были совсем другие проблемы.
Другая версия была выдвинута в 1923 году полномочным представителем ОГПУ Г.И. Мышанским, а также сотрудниками ростовского уголовного розыска И.Н. Художниковым и П.Ф. Рыженко.
Советская власть, едва только утвердившись в Ростове, сразу же заинтересовалась тем, куда делись фантастические ценности из касс в переулке Николаевском. Тем более, что прошло всего четыре года, и был шанс задержать преступников. А убедить воров расстаться с бриллиантами в ОГПУ уж как-нибудь бы сумели.
Опять в оборот были взяты свидетели, из тех, что еще оставались в Ростове. И снова вывод был продиктован политическими соображениями. Мышанский, Художников и Рыженко пришли к мысли, что в ограблении не обошлось без наводящей мысли и прямого пособничества градоначальника Ростова — полковника Грекова и его помощника — осетина Казбулата Икаева.
Вокзал Ростова
Казбулат Икаев прославился тем, что лично руководил карательными операциями белогвардейцев, лично допрашивал арестованных сторонников советской власти, проявляя при этом жестокость, лично их убивал. Однако обвинение предъявлять снова было некому: Греков с Икаевым по известным причинам не стали дожидаться, когда к ним в дверь постучатся красные, и давно покинули пределы Ростова.
Никаких доказательств виновности градоначальника, кстати, представлено не было. Преступление было совершено ворами-профессионалами высочайшей квалификации, каковыми градоначальник со своим помощником не являлись.
Конечно, можно предположить, что градоначальник со своим помощником вошли в сговор с преступной группировкой, пообещав прикрытие всей операции, но это скорее сюжет авантюрного романа, чем версия, имеющая право на существование.
Народная молва очень долго приписывала соучастие в ограблении технику-строителю банка Федорову, тому самому, который смело предложил свои услуги, когда не нашлось смельчаков пролезть через темный лаз в запертое изнутри хранилище, и первым крикнул, что в банке произошла кража.
Ограбление
Как известно, молва людская зла. Поговаривали, что Федоров был знаком с устройством «ростовского сейфа», знал откуда можно к нему подступиться. Раз смело полез внутрь, значит был уверен, что ничего опасного там нет. И вообще как он мог с первого взгляда, только сверкнув в кромешной темноте лучом фонарика, сразу определить, что банк обокрали?
Вовсе не исключено, что за определенную сумму любой из банковских служащих мог продать ворам кое-какие секреты бронированной комнаты. Но почему именно Федоров? Он был допрошен вместе со всеми участниками событий в качестве свидетеля. Никаких обвинений в его адрес официально не выдвигалось. А потом его следы потерялись в лихолетье Гражданской войны, как впрочем и судьбы сотен тысяч наших соотечественников.
В 1919 году в Ростове носились слухи о том, что сыщики напали на след двух братьев Гертнер, австрийцев по национальности, которые вскоре после Рождества гуляли в ресторане Таганрога и подарили артистке варьете крупный бриллиант. След иx потянулся на Украину, в резиденцию батьки Махно, и затерялся где-то в Одессе-маме.
В книге «Воспоминания начальника Московской сыскной полиции и заведующего всем уголовным розыском Российской империи» А.Ф. Кошко, изданной в 1926 году в Париже, есть очерк — «Кража в Харьковском банке». Автор вспоминал об одном случае из его практики — о преступлении, совершенном в 1916 году в Харькове, которое вплоть до мелочей аналогично краже из ростовских касс в 1918 году.
Аркадий Францевич Кошко
Как и в Ростове, харьковская кража была совершена на Рождество, когда в праздничные дни банк был закрыт. Там воры тоже устроили подкоп из двора соседнего с банком дома, проникли сквозь него в стальную комнату банка и с помощью невиданных доселе инструментов распилили и распаяли стальные кассы.
Сближает эти два преступления и огромная сумма похищенного: в Харькове воры «взяли» на два с половиной миллиона рублей процентных бумаг — беспрецедентное хищение в истории банковского дела в России. Вот как описал А.Ф. Кошко картину места преступления:
Стальная комната банка являла весьма любопытное зрелище: два стальных шкафа со стенками толщиной чуть ли не в четверть аршина были изуродованы и словно продырявлены орудийными снарядами. По всей комнате валялись какие-то высокоусовершенствованные орудия взлома. Тут были и электрические пилы, и баллоны с газом, и банки с кислотами, и какие-то хитроумные сверла, аккумуляторы и батареи. Словом, оставленные воровские приспособления представляли из себя стоимость в несколько тысяч рублей.
Общая картина преступления заставляла думать, что в данном случае орудовали так называемые варшавские воры. Эта порода воров была не совсем обычна и резко отличалась от наших, великороссийских. Типы варшавских воров большей частью таковы: это люди, всегда прекрасно одетые, ведущие широкий образ жизни, признающие лишь первоклассные гостиницы и рестораны.
Идя на кражу, они не размениваются на мелочи, то есть объектом своим выбирают всегда лишь значительные ценности. Подготовка намеченного предприятия им стоит больших денег: широко практикуется подкуп, в работу пускаются самые усовершенствованные и весьма дорогостоящие инструменты, которые и бросаются тут же, на месте совершения преступления. Они упорны, настойчивы и терпеливы. Всегда хорошо вооружены. Будучи пойманы, не отрицают своей вины и спокойно рассказывают все до конца, но не выдают, по возможности, сообщников.
А.Ф. Кошко расследовал кражу в харьковском банке до конца. Была выявлена воровская шайка из девяти человек, арестовано восемь. В своих воспоминаниях Аркадий Францевич привел три фамилии воров: Станислав Квятковский, Здислав Горошек и Ян Сандаевский.
Банк Харьковского приказничьего общества взаимного кредита, 1916
Осужденные на длительные сроки тюремного заключения, эти воры просидели в тюрьме лишь несколько месяцев, и были выпущены на свободу в результате амнистии, объявленной весной 1917 года Временным правительством.
Кошко вспоминает фразу вора Квятковского при аресте: «Мы берем, а вы ловите, каждый свое дело делает. Жалко, что все сорвалось так неожиданно. Но мы свое наверстаем, будьте уверены!» Уж не «наверстали» в Ростове люди Квятковского то, что упустили они в Харькове? Преступление так и осталось нераскрытым.